Потом появится новая немецкая молодёжь, и её мы уже будем воспитывать с самого малого возраста для этого нового государства. Эта новая молодёжь, которая не учится ничему, кроме как думать по-немецки, действовать по-немецки. И когда эти мальчики и девочки в свои десять лет войдут в наши организации и там часто в первый раз в жизни вдохнут и почувствуют свежий воздух, через четыре года они переходят из Юнгфольк в Гитлерюгенд, и там мы держим их снова четыре года, и потом мы тем более не отдаём их в руки наших старых классовых и сословных воспитателей, но берём их вновь и далее в партию и рабочий фронт, в СА и СС, в НСАК и т.д. И если они там проводят три или полтора года, и ещё не хотят стать полными национал-социалистами, тогда они попадают на трудовую службу, и там их шлифуют ещё шесть или семь месяцев, всё одним способом, немецкой лопатой. И то, что после шести или семи месяцев могло бы остаться или наличествовать от классового сознания или сословной темноты, берёт на себя Вермахт на следующие два года к дальнейшей обработке. И когда они через два или три или четыре года возвращаются, мы переводим их, чтобы они ни в коем случае не вернулись к старому, немедленно в СА, СС и так далее, и они никогда больше не станут свободными всю их жизнь.
Моя педагогия сурова. Слабое должно быть вышвырнуто. В моих орденбургах будет вырастать молодёжь, перед которой мир ужаснётся. Я хочу властную, господствующую, бесстрашную, жестокую молодёжь. Молодёжь должна быть такой. Она должна переносить боль. Ей не должно быть присуще ничего слабого и нежного. Свободный, властный хищник должен вновь смотреть её глазами. Я хочу, чтобы моя молодёжь была сильной и красивой. Я прикажу готовить её всеми физическими упражнениями. Я хочу атлетическую молодёжь. Это первое и важнейшее. Я не хочу интеллектуального воспитания. Знанием я испорчу свою молодёжь. Но они должны научиться господству. Они должны у меня научиться побеждать страх смерти в сложнейших испытаниях.
Ну да, сам знаю, что перевод хреновый.